Продолжаю рассказ о своем выходе на гюл, то есть уборку розы. Начало вот тут. Гюл — старинное название этого цветка, очень похоже на турецкое слово. Если каждое слово несет на себе историю, то различение болгарами розы и гюла явно отсылает нас в далекие времена, когда здесь владычествовали турки, и болгары работали на них, в том числе и на сборе масличной розы. С тех пор, видно, в речи и осталось это различение: разные цветы — розы, а работа по сбору дамасской розы — гюл.

Розовый куст — весь в шипах. Розы растут на длинненьком стебельке, который и надо переламывать. На стебельке шипов нет. Сам цветок — немного лохматенький, розовый, причем очень хорошего розового тона. И не холодного, и не теплого, а розового как… сама роза.

На листьях — влага, трава под кустами мокрая. Так вот зачем нужны были резиновые сапоги! Минка говорит, что, если бы она знала, что мы встаем так рано, то можно было бы прийти пораньше. Но сегодня ночью как раз был дождь, поэтому мы пришли не поздно. А когда стоят сухие дни, надо приходить еще затемно, чтобы собирать цветок влажным. Тогда он тяжелее. Розу принимают на вес, сухую сдавать невыгодно.

Она показывает мне случайно оторванную ею веточку с розой: «Если вот так оборвешь, то бросай ветку в мешок всю, потому что главнее — вес».

На праздниках розы видно, как девушки в красивой одежде ощипывают лепестки, перебирают их, пересыпают, и я понимаю, что это — уже продукция, обработанная заводом.

Сбор розы — дело прозаическое.

У нас в селе на центральной улице есть дом, возле которого обычно к обеду стоят ряды мешков с розой. Похоже, именно там и находится пункт приема. Около 10 часов возле ворот за столик садится женщина. Рядом с ней на земле стоят весы.

Минка рассказывает, что вчера мимо приемного пункта проезжал автобус с иностранцами, остановился, и весь автобус вышел к женщине. Они окружили ее столик, открывали мешки и нюхали. Я спрашиваю, сколько стоит роза. Она отвечает, что сегодня принимают за 4 лева, а вчера было 3,50. За килограмм.

Моя реакция, конечно, такая: «Всего? 4 лева в жирный день?» Она отвечает, что они расширили розовые посадки, взяли еще участок в 6 декаров. Купили трактор, чтобы обрабатывать посадки. Осенью купили 600 кустов для посадки. Один куст стоит 1 лев. Очень дорого, говорит она.

Я уже не раз зарекалась как-то комментировать денежные жалобы болгар. Но всегда про свой зарок забываю! Вот и теперь меня удивила цена на рассадный куст ароматного золота Болгарии. 1 лев за 1 куст? Рассказываю ей, как на второй год своего проживания в Болгарии, когда надо было самой высаживать огород, купила в Софии на Женском базаре рассаду огурцов за 2 лева корень.

Зачем? Ну вот зачем я это сказала? Моя собеседница замолчала надолго, хотя обычно ее речь журчит, не переставая. Затем стала говорить, что мне надо было к ней обратиться за рассадой, уж она-то мне за эту цену ее продала с большой душой. Но ведь я говорила о своей дурости, о своем незнании реалий болгарского рынка!

Тем временем мы доходим уже до края ряда. Минка интересуется, не наколола ли я пальцы. Узнав, что никакие шипы в меня не воткнулись, она с уважительными интонациями заметила, что, оказывается, я могу работать. Я ей рассказала про соседа, который как-то заявил мне, что, по его мнению, я могу делать все, но не знаю ничего. Очень ей понравилось это высказывание ровесника ее мужа!

Могу работать примерно вот так

Или вот так:

(Фото Евгения Динева)

Оглянувшись на ряд, который мы прошли, я поняла, почему мы с мужем никак не могли раньше идентифицировать эти лохматые кусты, которые тянутся за околицами нашего села. Ведь мы выезжаем по делам обычно после 9 утра, когда все работы на розовых плантациях закончены! Когда на кустах нет распустившихся цветов — только закрытые бутоны, очередь которых настанет только завтра!

Мы движемся вдоль второго ряда кустов, и Минка рассказывает о своей дочери, которая всю жизнь работала на разных работах и только недавно ушла, перестав работать на чужих. Оказывается, она — моя ровесница, до пенсии ей еще как до луны, а разрываться между домом и работой она уже не может. Сейчас у них «гюл», потом начнется что-то другое, затем третье, и так целый год. А здоровье одно. А денонощие, то есть сутки — до сих пор не длиннее 24-х часов.

Я замечаю, что сбор розы очень похож на уборку хлопка. Она с удовольствием подхватывает новую тему и рассказывает, что раньше в магазинах ничего не было, и они выращивали хлопок, обрабатывали его, сушили, пряли, ткали. Из этих тканей изготавливали одежду и разные ткани для хозяйства. Труднее всего было ткать какой-то губер. Остальных названий тъкани я не разобрала.

Как я понимаю, платове — это ткани покупные, магазинные, тканые на фабриках. А тъкани — как раз то, что изготавливалось на домашних ткацких станках. Говорю ей, что обожаю старинные ткани. Эту тему она не поддержала.

Наш разговор незаметно переходит на прежние работы в хозяйстве. Что они держали овец, каждая овца за дойку давала 5 литров молока. А доить нужно было и утром, и вечером. Описывает, какие продукты изготавливались из этого молока.

Кстати, узнала у нее рецепт кашкавала, который готов за два дня. На фоне поддельного кашкавала, то есть твердого сыра, приготовленного из технического пальмового масла, который зачастую можно приобрести в магазине по цене питательного продукта, такие знания, ох, как скоро могут пригодиться!

Раньше садили табак, выращивали его, сушили, секли и терли. Но рецепт по изготовлению качественного табака я пропустила мимо ушей. В мой палец вонзился шип розы.