Когда-то давным давно, когда деревья были большими…

Начну снова.

Когда-то давным давно, готовясь к первой поездке в Болгарию, я шерстила форумы на предмет свежей информации — что такое Болгария, каковы ее села, какие дома там бывают… Вот тогда-то и обратила внимание на слова о том, что болгарские черепичные крыши по сравнению с нашими, родными крышами — не слишком крутые, даже покатые.

Человек, который писал об этом, сделал предположение, что болгары совсем не мучаются зимой со снегом, поэтому скаты у них не крутые. У них нет нужды в том, чтобы снег сам с крыш скатывался.

Но в позапрошлом году, когда впервые на дрожащих ногах я залезла на крышу летней кухни, где раскололась черепица, и за зиму натекла вода, выгнув чудовищным пузырем потолок из ДВП (древесно-волокнистой плиты, что ли?), вдруг, очутившись на этих черепицах, я поняла, что, оказывается, на крыше совсем не страшно, совсем не хочется за что-то хвататься руками, что по черепице ходишь почти как по дорожкам двора.

Угол крыши оказался самым оптимальным для того, чтобы черепица лежала, цепляясь друг за друга и не скатываясь на землю, и чтобы по ней ходить, проводя профилактические или ремонтные работы.

Конечно же, огромным преимуществом было то, что перед отъездом в Болгарию в одном корейском магазине девочка-продавец убедила меня купить новомодные кеды. Она уверяла меня, что ее мама такие же купила и с удовольствием носит.

Ее маму я видела: это женщина из тех, кто зимой ходит в норковой шубе (хотя в нашем городе норковые шубы, да еще и не одну, носят все, начиная с 14 лет). Просто она из категории женщин, для которых важно одеваться прилично. Если она купила эти кеды и носит их, то почему бы не взять, решила я. Впоследствии оказалось, что это была очень важная покупка наряду с приобретением плоскореза Фокина.

В кедах я смогла много раз обойти  Старый город в Пловдиве, по булыжниками которого можно ходить только в них. В кедах научилась лазить по черепичным крышам и чувствовать себя безопасно. Это только снизу кажется, что это — очень опасное занятие. На самом деле ходить по живой, то есть старинной, черепице — одно удовольствие. 

Вот и сегодня (я начала писать об это здесь), когда внезапно в голове у меня все встало на свои места (впервые я ощутила то, что называется «сложился пазл»), когда я поняла, что, кроме нас самих, наша старая черепица никому не нужна, я надела свои кеды, обмазалась кремом от солнца, на голову надела полотняную кепку, которую тоже каким-то чудом сунула в один из первых приездов, и полезла на высокую крышу порты, то есть въездного узла в дом.

Кстати говоря (что обычно оказывается обычно совсем не кстати), очень сильно задумываюсь, нет ли какой-то логической, филологической или какой другой связи между словами «порта», обозначающими этот самый узел и собственно ворота в дом, и «Блистательная Порта» — название Османской империи, когда она была в своем величии. Ведь называли же Стамбул Воротами в Европу? А теперь — Воротами на восток? Ведь очень много турецких слов осталось в болгарском языке, является ли слово «порта» остатком турецкого влияния?

Итак, я полезла на крышу. Плана по снятию черепицу у нас не было, кроме одного: я работаю наверху, муж — внизу, подбирает то, что я ему сброшу. Конечно же, шел он туда с неохотой. Во-первых, начал волноваться за меня: непривычная, опасная работа. Во-вторых, знал, что остановить он меня не сможет. У меня есть такой тихий голос, услышав который становится понятно: вопрос решен, обсуждению не подлежит, даже если это глупость несусветная.

Забравшись на пристройку к порте, я начала снимать черепичины с краю. На этой крыше лежит старинная "турская", то есть турецкая, черепица в виде лодочек.

Керемидины лежат в три слоя, поэтому работа движется совсем не быстро. К тому же сбрасывать керемиди просто так неконструктивно. Нам повезло в том, что внизу была компостная яма, на которую я сбрасывала эти лодочки. Но сначала я бросала их «килем» вниз, поэтому они подпрыгивали на мягкой куче и отскакивали в стороны, ломаясь. Иногда они кидались в сторону мужа, который не мог от них отпрыгнуть.

Тогда я стала бросать их краями вниз. Они стали падать на кучу как кошка — на четыре лапы. Дело пошло быстрее. Муж еле успевал освобождать копостную кучу. Однако край разбирался довольно быстро и, конечно же, встал вопрос о том, что нужно залезать на саму порту, и каким-то другим способом доставлять «лодочки» вниз.

Порта у нас довольно высокая, метров 5 в высоту. Конечно же, я видела, как кантуют черепицу болгарские строители. Как они ее сбрасывают, не знаю, а вот как доставляют наверх — видела.

Наверху стоит один рабочий, внизу стоит другой. В руках у него веревочка. Он привязывает к ней три-четыре керемидины и начинает подтягивать другой конец веревки. Обвязанная черепица ползет медленно вверх. Там другой рабочий принимает «посылку», начинает отвязывать ее, складывать ее возле себя и отправляет этот конец веревки снова вниз.

Процесс медленный и печальный. Сколько он длится, не знаю. У нас этого времени нет. Нам за рабочий день никто не платит. Пока мы разбираем крышу, стоит вся остальная работа по дому. Короче, нам нужен какой-то другой способ.

Нам нужна веревка (куда без нее?), но привязывать и отвязывать керемидины для нас — дорогое удовольствие в смысле времени. Значит, нужна емкость, куда их вкладывать. Привязываем к веревке два икеевских синих баула. Первая же посылка вниз из четырех черепичин отрывает хлопчато-бумажную ручку фирменого баула. Хорошо, что муж стоял в сторонке, а не «под стрелой».

Он идет в «закрома Родины», находит там два баула магазина Лидл. У них ручки такие же тканые, но не из хлопка, а из пластиковых нитей. Выдержать должны. И выдержали!

Пока я набирала наверху один баул, муж внизу освобождал другой. Инфантилизм на тему «дерни-за-веревочку-дитя-мое» мы разводить не стали, просто двигали два баула вверх-вниз как качели. Пока набирался верхний баул, внизу освобождался другой. Потом они менялись местами, и процесс повторялся. Дело двигалось мгновенно! Гораздо быстрее, чем сбрасывать сверху на компостную кучу.

Там,  наверху, у меня в голове крутилась фраза из соответствующей темы на нашем форуме «Не надо злить русских!» Я все время к ней примеривалась: относится она к нам или нет? Если смотреть поверхностно, то как будто бы да: я не смирилась с тем, что было как будто бы неизбежно, с волей исполнителя, не стала жертвой его плана. Но эмоции злости не было.

Конечно, на крышу я полезла, отореагировав на то, что никуда нам не деться от этой безликой современной черепицы-дурочки, что старую черепицу всегда просто скатывают вниз. «Ничего подобного!» — вот так бы я описала свою реакцию. Но, на самом деле, движущей силой моей работы было то, что в голове у меня наступил порядок, все встало на свои места: это — наша черепица, нам не нужно ее уничтожать, потому что нам она нравится. Раз рабочие ее не сохранят, то надо браться за спасение черепицы самим.

Конечно же, я подспудно ожидала той реакции, которую вызовут наши действия у соседей. Помню, как в позапрошлом году, когда нужно было выкопать всего-то яму полметра-на полметра рядом с водомером, они приходили, долго стояли над нашей ямой, качали головами и изумлялись тому, что мы выкопали ее своими руками, не поручая эту неимоверно трудную работу каким-нибудь цыганам. А какова будет их реакция на этот раз?

Она наступила незамедлительно. Наш сосед, который четыре года с нами разговаривал только на быстрой болгарской скороговорке, не заботясь о том, понимаем мы его или нет, пришел со своего двора, вошел в нашу дверь и на почти чистейшем русском языке спросил: «Что Вы Сде-лае-те?» Я чуть не выронила очередной наполненный баул. Снимаем черепицу, говорю.

Он попросил не скидывать черепицу на дорогу, чтобы машины не прокололи шины, завел свою машину, которая стояла под нашим орехом, и уехал. Пока мы с мужем обменивались впечатлениеми от его невероятных речей на русском языке, подъехала машина нашего драгоценного Гоши. Кричу мужу: «Слушай, сосед-то Гошу вызвал! Однозначно, по его звонку он приехал!»

Из машины вышел Гошо и его жена. Движения у них были очень осторожные, аккуратные. Они боялись двигаться резко. Вообще, поведение их было похоже на поведение переговорщиков, которые работают по самоубийце, стоящему на краю крыши небоскреба. Очень ласково, тихо Гошо начал убеждать меня, что мне надо слезть, что он сам снимет черепицу, и если я хочу, то не сломает ни одной штучки. Говорить, зачем нам это старье, на этот раз он не стал.

Йес! — как пишут сегодня в сетях. Можно слезать.

Продолжение читайте тут